К прочим достоинствам Наталья Борисовна была женщина практичная, поэтому не скандалила с Кириллом из-за странных гостей, а оттачивала на них свое фирменное «боже мой» и «я сейчас умру». Пока жил у Кирилла, Тимур таскал соседке воду, копал грядки и оказывал множество других мелких услуг, в точности как свой книжный тезка, только без команды, а в благодарность умирающая женщина согласилась показать его рассказы Никитину.
Корифей соцреализма не снизошел до личного общения, вернул рукопись через Наталью Борисовну, а на словах просил передать, что слог у автора легкий, но рассказы поверхностные и пустые и художественной ценности не представляют.
В это время Тимуру дали комнату в общежитии, он съехал с дачи Кирилла, и, как часто бывает, дружба сохранилась, а общение сошло на нет. «Сны Сатаны» наконец набрались мужества и изгнали Тарнавского из своих адских рядов, зато в ЦРБ из-за дефицита кадров его сунули работать по совместительству фельдшером в доврачебный кабинет поликлиники, так что у бедняги, пашущего практически на две ставки, уже не оставалось сил мотаться в город.
В результате о том, что Тимур передал свои рассказы для публикации в США, Кирилл узнал уже от следователя, куда его вызвали в качестве свидетеля. Правосудие желало знать, почему он предоставил стол и кров ярому клеветнику на советскую власть.
В те дни Кирилл впервые столкнулся с тем удивительным явлением, что в полной мере прочувствовал на собственной шкуре позже, когда сам попал под каток социалистической законности.
В кухнях, среди своих, проверенных людей, все страстно обличали советскую власть абстрактно, в целом, но, как только требовалась конкретная практическая помощь, сразу становились до боли законопослушными. Молодой журналист, вчера с пеной у рта призывавший к свержению проклятого режима, сегодня не хотел даже подумать, а так ли уж виноват непризнанный гений, в поисках славы напечатавший несколько совершенно беззубых рассказов в эмигрантской помойке тиражом сто экземпляров. Тем более что эта публикация не произвела эффекта разорвавшейся бомбы, а, точнее говоря, осталась незамеченной.
Пассионарные товарищи Кирилла внезапно повели себя совершенно по-обывательски, мол, знал, на что шел, а мы все равно ничего не сможем сделать, нечего и пытаться, только лишнее внимание властей привлекать. Рок-клуб только создан, а уже на ладан дышит, на сопле висит, одно неловкое движение – и разгонят всю малину, что окажется невосполнимой потерей для всей мировой культуры. Нет уж, Тим сам вляпался, сам пусть и выгребает.
По-товарищески проявили себя только «Сны Сатаны», они вместе с Кириллом скинулись на адвоката, а больше и вправду ничего нельзя было сделать. Сочинили коллективное письмо в защиту Тарнавского, но никто из известных людей его не подписал, поэтому ни в одной редакции не приняли сей документ всерьез.
Зато коммюнике ленинградских писателей, сурово осуждающих наглого выскочку и особо подчеркивающих, что он никогда не состоял в их славных рядах, поместили в «Ленинградской правде» на самом видном месте. Особенно усердствовал Никитин, в обличительном порыве выпустивший еще пару статей и давший интервью по радио. Наверное, испугался, что всплывет факт его знакомства с Тимуром, пусть и шапочного, поэтому добросовестно отрабатывал про бездуховность советской молодежи и низкопоклонство перед западом, доходящее до предательства Родины. Призывал к ответу он и подельницу Тарнавского Киру Сухареву, ту самую девушку с фотографии.
Кира была дочерью высокопоставленного дипломата, золотой молодежью, по классике жанра болтающейся с богемой от пресыщенности. Она сама не пела и не сочиняла песен, но любила потусоваться среди неформальных кумиров. Тем более что эти кумиры сами преклонялись перед нею. Надеялись, что близость с номенклатурной дочкой поможет им добиться всенародного признания, а самые хитрые метили в мировые звезды и просили Киру доставить их кассеты в США, когда она снова поедет к родителям. Кирилл подозревал, что кассеты вместо Америки отправляются на ближайшую помойку, поэтому ни о чем таком Киру не просил, и вообще она не очень нравилась ему. («Поверим», – усмехнулась Ирина.)
Вторым человеком, который не пресмыкался перед Кирой, был беспечный соловей Тимур. И тут, видимо, снова по классике жанра, сработало «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей».
Кирилл, естественно, не знал, что творилось в душе у девушки, и что к ней чувствовал Тимур, тоже было ему неизвестно, но в итоге Кира отвезла в Нью-Йорк рукопись Тимура и пристроила в эмигрантский журнал.
Два номера вышли с его рассказами, прежде чем спохватился КГБ. И заметался в ужасе, потому что публиковать свои произведения за рубежом официально законом не запрещено, но непорядок. Непорядок!
Ирина вздохнула. Человеческая память короткая, особенно в хорошие времена. Сейчас, в наступившую эпоху гласности, уже и не сразу понимаешь, какой великий подвиг совершил Макаров, когда распорядился закрыть дело за отсутствием состава преступления. Кресло под ним тогда, наверное, прогнулось так глубоко, что он задницей почувствовал жар от ядра Земли.
Но куда прокурору против напора лауреата Сталинской (только тссс!) премии, инженера человеческих душ… При чем тут закон, когда непорядок! Нет статьи – откройте Уголовный кодекс и найдите, нечего тут всякую антисоветскую шушеру покрывать!
А с другой стороны, покрыл одну малюсенькую антисоветскую шушерку, зато сколько сберег государственных денег и рабочих часов! Следствие, суд, все это не с неба падает, а оплачивается из народного кармана. Те же народные заседатели получают зарплату, а ничего не производят, пока сидят в процессе. Но кто те деньги считает, когда нужно искоренить и изжить! Надо всем миром накинуться на гнусного диссидента, потому что так здорово быть смелым борцом, когда у тебя в противниках жалкий одиночка, а в союзниках весь репрессивный аппарат государства.
Нет, прав Макаров, не инакомыслящие погубили страну, а инакомыслие. Очень трудно жить, когда простое высказывание своих мыслей становится подвигом или преступлением, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Когда человек – это только то, что хотят в нем видеть, а все остальное безжалостно отсекается, травмы могут оказаться несовместимы с жизнью.
Ирина поморщилась, чувствуя, как в душе поднимается изжога застарелой обиды. Сколько раз она уже прощала маму за детство, проведенное в образе хорошей девочки, как в железной деве, а все равно нет-нет да и накатит…
Ладно, сейчас не об этом.
Видно, такова была сила негодования Никитина, что дочку дипломата тоже прихватили, не стали выгораживать.
На суде Тимур сначала отрицал все, кроме авторства своих рассказов, но под конец процесса, когда Кира заявила, что вина целиком лежит на ней – это она увезла рукопись втайне от Тарнавского, потому что считала его тексты достойными мирового признания, он изменил свои показания и заявил, что все наоборот, это он попросил Киру передать запечатанный конверт редактору эмигрантского журнала, не уточняя, с какой целью и что внутри. Девушка просто оказала ему любезность, вот и все. Да, не проявила должной бдительности, но она, так уж получилось, считала его порядочным человеком. Доверчивость – это не преступление, и слава богу!
По-хорошему, при таких разных показаниях судья должен был для уточнения меры вины подсудимых вернуть дело на доследование. Как минимум вызвать в качестве свидетеля редактора этого несчастного журнала, чтобы тот показал, что и как кто ему передавал. Только редактор этот – эмигрант, мерзкий предатель родины, и не исключено даже, что жидомасон, но все же не полный идиот и в СССР добровольно не поедет ни при каких обстоятельствах, а принудить его невозможно. Впрочем, судья выбрался из этого процессуального тупика довольно изящно. Перед нами антисоветчина? – Антисоветчина! Русским по белому? – Русским по белому! Человек думал гнусные мысли и не сохранил их внутри своей головы, а перенес ручкой на бумажку, вот вам и пожалуйста ст. 70 УК РСФСР, антисоветская агитация и пропаганда. Чего тут дальше-то мучиться? Отправлял ты свои пасквили за рубеж, не отправлял – какая разница, если их прочитало не сто американцев, а один русский, антисоветской агитацией и пропагандой они от этого быть не перестают. Как говорил султан в фильме про волшебную лампу Аладдина, залез он или не залез, нас это уже не интересует. Так что держите, граждане, в обе руки. Пять лет общего режима молодому человеку, и девушке два года условно. Два года – потому что нечего возить диппочтой всякую гадость, а условно, потому что дочка дипломата.